В статье рассматриваются особенности русского консерватизма в период его возникновения в первой четверти XIX века. Специфика русского консерватизма была обусловлена тем, что он первоначально представлял собой реакцию на радикальную вестернизацию, проявлениями и главными символами которой в XVIII – начале XIX в. стали реформы Петра I, крайний (по тем временам) либерализм Александра I, вызвавший противодействие со стороны консервативно настроенного дворянства; в особенности проект конституционных преобразований, связанный с именем М. М. Сперанского; западничество в форме галломании русского дворянства; наполеоновская агрессия против Российской империи, Тильзитский мир 1807 г. и Отечественная война 1812 г., а также попытка создания так называемого общехристианского государства в духе деклараций Священного союза, фактически лишавшая Православную Церковь статуса господствующей (с 1817 по 1824 г.). Эти явления и события небезосновательно воспринимались русскими консерваторами как угроза, ведущая к разрушению всех коренных устоев традиционного общества: самодержавной власти, Православной Церкви и религии, русского языка, национальных традиций, сословных перегородок, патриархального быта и т. д. Беспрецедентность вызова порождала ответную консервативную реакцию, призванную защитить основополагающие традиционные ценности. В результате конфликтов с представителями русского либерального западничества были сформулированы основные аксиомы нарождавшегося русского консерватизма: недопустимость подражательства революционным и либеральным западноевропейским образцам, необходимость опоры на собственные традиции (языковые, религиозные, политические, культурные, бытовые), патриотизм, включающий культивирование национального чувства и преданность самодержавной монархии. Консерваторы заблокировали конституционный проект М. М. Сперанского, сыграли в качестве идеологов и военно-государственных деятелей огромную роль в событиях 1812–1814 гг., оказали существенное влияние на становление системы университетского образования, а в 1824 г. добились отказа от экуменического эксперимента, фактически лишавшего Православную Церковь статуса господствующей. В ходе борьбы «православной оппозиции» против западноевропейского мистицизма и масонства система православных ценностей оказала существенное воздействие на формирование русского консерватизма. Наибольшую роль в становлении и развитии русского консерватизма в первой четверти XIX в. сыграли такие его деятели, как А. С. Шишков, Ф. В. Ростопчин, великая княгиня Екатерина Павловна, А. А. Аракчеев, М. Л. Магницкий, А. С. Стурдза и архимандрит Фотий (Спасский). Центральной фигурой русского консерватизма является Н. М. Карамзин.

Статья представляет собой очерк политического портрета С. С. Уварова, одного из выдающихся государственных деятелей александровской и николаевской эпох. Так сложилось, что историческая литература до Новейшего времени не столько изучала его деятельность, сколько боролась с его тенью. Лишь по мере постепенной реконструкции и осмысления консервативной составляющей исторического процесса в отечественной науке и литературе стало увереннее говориться об Уварове как о политике, заложившем основы целостной и полноценной системы отечественного образования. На её основе выросли социокультурные изменения в обществе, послужившие исходной и необходимой базой всех реальных достижений второй половины XIX — начала XX в. в области государственного строительства, развития гражданского общества, науки, литературы, искусства. По своему мировоззрению Уваров был близок консервативному европейскому романтизму, придававшему исключительно важное культурообразующее значение национальной религии. Изучением же России, её прошлого и настоящего, Уваров занимался лично. Он принципиально усилил и расширил этот компонент в отечественном образовании, которое в духе политики императора Николая I превратилось при его непосредственном участии и руководстве в полноценную систему. Переосмыслив свой служебный и политический опыт в правление императора Александра I, Уваров предложил его преемнику использовать отечественное просвещение в его консервативной модели как стратегическую подготовку упразднения в России крепостного права. Новое поколение должно было стать «прежде Русским по духу, нежели Европейцем по образованию», лучше знать «Русское и по-Русски», чем его вестернизированные предшественники, и обладать нравственной потребностью предоставить своим крепостным свободу подобно тому, как последние должны быть подготовлены ответственно её принять. Впервые вводится в научный оборот одно из поздних малоизвестных или неизвестных рукописных сочинений Уварова, посвящённое отношениям государства с Церковью в России, важное для понимания его исторического значения как политического мыслителя и государственного деятеля.

В статье рассмотрен ряд проблем, связанных с мировоззрением славянофилов 1840–1880-х гг. и их деятельностью, направленной на развитие у общества национального сознания: их отношение к петровским реформам, к славянскому миру и к революции. Отмечена роль славянофилов в развитии у общества православного мировоззрения и выработке основ будущего церковного устройства, а также представлено их отношение к лозунгу «Православие. Самодержавие. Народность». Рассмотрено отношение к славянофилам правительственных кругов и придворной «немецкой партии». Оспорено распространённое мнение, что славянофилы отрицали существование исторических предпосылок, вызвавших реформы Петра I, и желали возвращения России к допетровским обычаям. Стремление «московской партии» к развитию национальной культуры и формированию национального сознания вызывало постоянное противодействие апологетов европейского космополитизма. Это противодействие было тем сильнее, что таковые составляли заметную часть окружения Николая I (а затем Александра II) и петербургской аристократии. При этом Хомяков и его единомышленники избегали союзов и покровительства, способных нанести ущерб их независимости. Придворная «немецкая партия» не ограничивалась энергичной защитой интересов остзейского дворянства, но также вела борьбу с любыми попытками, направленными на формирование национального сознания. Последовательный противник славянофилов, она на протяжении десятилетий пользовалась постоянной поддержкой III отделения, а также ряда министров. Именно III отделение с начала 1840-х гг. организовывало кампании в прессе для дискредитации «московской партии» и вообще сторонников развития межславянского общения. Для ограничения влияния славянофилов их враги активно использовали цензуру, в том числе и духовную. В глазах верховной власти и общества их нередко стремились представить революционерами. Те же, напротив, являлись убеждёнными противниками революции, которую рассматривали как искажённую форму религиозного сознания. Единственной альтернативой будущей революционной катастрофе славянофилы считали учреждение в России совещательного Земского собора. Этот орган должен был воплотить их представления о народе как источнике власти.

Рассматриваются вехи историографии наследия А. С. Хомякова с конца XIX в. до наших дней. Приоритетное внимание уделено трудам, имеющим самостоятельную теоретическую, концептуальную ценность. Демонстрируются особенности первых трудов о Хомякове в 1870–1880-е гг. с особенным вниманием к его религиозным взглядам. Проанализированы первые попытки указать на важность социально-политических позиций мыслителя. Рассмотрены существенные особенности работ Ю. Ф.  Самарина, А. В. Горского, В. С. Соловьёва, П. И. Линицкого, Н. П. Колюпанова, К. Н. Леонтьева, В. Н. Лясковского, Е. А. Лебедевой. Показано, что на раннем этапе взгляды Хомякова подвергались сомнению со стороны Соловьёва, Леонтьева, Линицкого как не вполне православные. Вместе с тем в 1890–1900-е гг. начинается волна апологетических монографий и статей о Хомякове, канонизирующих его образ как «учителя Церкви» (книги Колюпанова, Лясковского и Лебедевой). Проанализированы фундаментальные труды о Хомякове начала XX в., принадлежащие В. З. Завитневичу, Н. А. Бердяеву, П. А. Флоренскому, Б.  Щеглову. Трёхтомный труд Завитневича явился скорее компилятивным сводом биографических сведений, чем самостоятельным апологетическим произведением, и подвергся плодотворному критическому обсуждению со стороны Флоренского и Бердяева. Монография Щеглова, изданная в 1917 г. и оставшаяся незавершённой, подвела итог дореволюционному этапу исследований взглядов А. С. Хомякова. Представлен очерк истории изучения хомяковского наследия в Русском Зарубежье. Даны оценки апологии Хомякова в работах о. Георгия Флоровского и Н. М. Зернова. Показано принципиальное значение работы польского исследователя А. Валицкого как поворотного момента в историографии Хомякова. Рассмотрены особенности монографий советских историков 80-х гг. Оценён их вклад в прояснение социальноэкономической позиции Хомякова, его участия в крестьянской реформе, его специфического положения между консервативным самодержавием и умеренной либеральной оппозицией. Продемонстрирована непоследовательность и невнятность терминологических определений социально-политической позиции Хомякова у советских исследователей, достигавшая критических размеров в теории Янковского о «патриархальной либеральной утопии» славянофилов. Уделено внимание изменению акцентов в российских и зарубежных работах о Хомякове постсоветского периода. На основании анализа статей 2019–2021 гг. сделаны выводы о современных тенденциях развития истории изучения наследия Хомякова.

Устоявшийся в массовом сознании традиционный образ видного российского консерватора второй половины XIX в., знаменитого издателя «Московских ведомостей» М. Н. Каткова как «защитника традиционных ценностей» с самого начала подвергался сомнению. Ловкого оппортуниста, вовремя и ради личных амбиций поддержавшего власть, видели в нём представители самых разных идейных лагерей — либералы-западники, славянофилы, националисты из редакции «Нового времени». Притом что выступления в защиту Церкви в катковской публицистике и на страницах его изданий действительно присутствовали, в самой системе его идеологических воззрений они занимали далеко не первое, а во многом скорее инструментальное место — что в своё время не раз отмечали и славянофилы, и собственно церковные традиционалисты, такие как Т. И. Филиппов и К. Н. Леонтьев. Реабилитировала Каткова в этом отношении советская историография, в упрощённой форме указавшая на единство «либерального» и «консервативного» периодов его деятельности. Упрощённо-идеологизированный образ Каткова никуда не исчез и из современных исследований. Постсоветские, особенно консервативно настроенные, авторы нередко представляют Каткова последовательным монархистом-охранителем и не менее последовательным православным консерватором. Вместе с тем катковская политическая идеология предполагала превращение России в централизованное и гомогенное национальное государство европейского типа, в котором не было места никаким status in statu. Сохраняя безусловную лояльность Православной Церкви, московский публицист отказывал ей в политической субъектности. Пропагандируя же «русское католичество» и «русский иудаизм», Катков впервые в отечественной консервативной традиции отделил русскую национальную идентичность от религии как таковой и православия в частности.

В статье в качестве предмета исследования выбрана система представлений мыслителя о современной ему действительности, соотнесённая с его теоретическим видением всемирно-исторического процесса. Новизна работы обуславливается тем, что творческое наследие Н. Я. Данилевского преимущественно изучалось философами которых, в первую очередь интересовала сформулированная им новая методология истории. Однако понять теорию Данилевского и избавить её от стереотипов, закрепившихся за ней в конце XIX — начале XX века, нельзя без комплексного рассмотрения его взглядов. Его теория не может раскрыться без анализа его трактовки исторического пути России и его связи с судьбой славянства в целом. В исследовании последовательно анализируются теория культурно-исторических типов, трактовка Данилевского истории России и Восточного вопроса, а также его проект создания Всеславянского союза. По итогам исследования автор статьи пришёл к следующим выводам. Несмотря на то что Данилевский выступил с критикой позитивизма, он не смог в своих теоретических построениях преодолеть его влияние. Отрицая наличие единой линии прогресса в истории, он ввёл понятие «основности» цивилизаций, которые с течением времени только усложняются. Это усложнение легко представить в виде прямой, всегда направленной верх. Данилевский идеализировал социально-политическое развитие России, полагая, что все проблемы решены крестьянской реформой 1861 г. Мыслитель опасался, что германо-романская цивилизация не даст славянскому культурно-историческому типу развиться, поэтому красной нитью через весь труд «Россия и Европа» проходит мотив «борьбы», но не агрессивной, а оборонительной, результатом которой должно было стать создание славянской федерации — Всеславянского союза. Оно представлялось Данилевскому как союз равноправных членов.

Интерес к труду Данилевского сохраняется и в настоящее время. Автор «России и Европы» попытался оспорить европоцентристский подход в рассмотрении всемирно-исторического процесса, заявив о ценности каждой цивилизации. Эта мысль более чем актуальна в наше время, когда довольно остро встала проблема своеобразия и уникальности разных культур и цивилизаций.

Статья посвящена биографии и общественно-политическим взглядам великого русского мыслителя и публициста второй половины ХIХ столетия К. Н. Леонтьева. В статье рассматривается эволюция взглядов Леонтьева. Акцент делается на представлениях Леонтьева о византизме как фундаменте потенциального исторического «долгожительства» России и о «Восточном союзе» — конфедерации, которая, с его точки зрения, должна включить в свой состав православные и славянские народы, а также многие народы азиатского континента. Методология данной обзорной работы базируется на принципах научности, историзма и объективности. В процессе её написания применялись методы сравнительно-исторического анализа, вживания в идейную атмосферу, в которой находился К. Н. Леонтьев, и биографический анализ с элементами психологического исследования, позволяющие понять и раскрыть некоторые принципиальные аспекты его общественно-политических взглядов. В ходе работы анализировалось литературное наследие мыслителя: его публицистические работы, беллетристика, письма. К. Н. Леонтьев является одним из «пионеров», введших понятие византизма в общественно-политический дискурс пореформенной России. Он возлагал огромные надежды на то, что византийские начала позволят ей надолго пережить Западную Европу — в предельном итоге на целую эпоху культурно-государственной жизни, т. е. на 1000–1200 лет. Эти надежды появились у мыслителя в первой половине 1870-х гг. Впоследствии, к концу своего земного пути, на столь длительный срок исторического долгожительства России К. Н. Леонтьев рассчитывать перестал. Обращение к биографии и взглядам этого мыслителя, к его представлениям о византизме, о «Восточной конфедерации», о православии и о церковном вопросе позволяет существенно точнее, острее и глубже оценить катастрофические итоги ХХ века для нашей страны, цивилизационную, духовно-метафизическую, историческую сущность и значимость постигших её революций, а также периода коммунистического правления и наметить потенциальные пути выхода России из того тяжёлого положения, в котором она оказалась в нынешние постсоветские годы.

В статье рассматривается концепция византизма виднейшего отечественного мыслителя К. Н. Леонтьева и её значение для современной России. Делается парадоксальный вывод о безнадёжной актуальности идей Леонтьева для понимания особенностей современной России, её культурно-исторического типа и своеобразия. Очевидный повод задуматься об идеях Леонтьева для нас сегодня тот, что в истории ХХ века сбылось немало его предсказаний или пророчеств. По прогностической эффективности он особо выделяется на фоне других русских мыслителей. Леонтьев углубил и всесторонне продумал в цельном культурно-историческом и религиозно-политическом плане общепринятое представление о том, что Россия — преемница Византии в религиозном смысле. Опорными тезисами в его концепции византизма были три пункта: православие и царь, или восточное христианство и самодержавие, и их религиознополитический союз. Выделяются в этом общественном идеале его внешняя (деспотизм, различные социальные стеснения и неравенство) и внутренняя (интенсивная внутренняя духовная жизнь) стороны. Отмечается, что это две стороны одного целого, причём самой важной и фундаментальной является вторая, внутренняя сторона. Говорится о необходимом условии византизма как культурно-исторического типа на личностном уровне. Утверждается, что своего рода негласный и гибридный византизм продолжает и сегодня хранить и определять своеобразие России. Это негласный союз квазимонархической президентской власти, когда президент лишь формально-демократически приходит к власти, но не может демократически быть смещён. Крепкая авторитарная власть невозможна без внутренней готовности народа повиноваться «партии власти», если той удаётся поддерживать свой авторитет. Такая власть необходима для того, чтобы держать вместе разные народы, этносы и регионы России с их разными культурами и традициями. Эта национальная пестрота, с одной стороны, грозит России распадом, а с другой, является залогом её жизненности, её сложного цветения. Кроме того, византизм проявляется в сохранении важной общественной роли традиционных для России религий — в первую очередь православия — и связанных с ними традиционных моральных ценностей в жизни социума.

В статье рассмотрены основные идеи политической философии Ф. М. Достоевского и их органическая связь с целостностью его православного мировоззрения. Показано, что православный монархизм писателя опирался на те же самые высшие нравственные основания, на которых был основан и его художественный мир, и его понимание человека как духовного существа. Православная политическая философия Достоевского, не понятая его читателями из «образованного слоя», вместе с тем точно соответствовала официальной идеологической формуле «Православие. Самодержавие. Народность». На фоне обезбоженного мира, пророчески изображённого Достоевским, который он прозревал уже в веке XIX, его видение русского народа как «богоносца» и православной монархии как самой христианской и спасительной формы государственности являлось своего рода единственным «лучом света» в этом погибающем мире. Особую ценность политическая философия Достоевского имеет в качестве артикуляции массового народного сознания, которое уже при жизни Достоевского не было представлено в художественной и научной литературе, где в основном господствовала заимствованная в Европе идеология либерализма и демократизма. Достоевский выражал ту «культуру безмолвствующего большинства» народа, которая не была отражена в светской культуре того времени. В «Дневнике писателя» и других его текстах этот народно-православный взгляд на монархию получил рациональную формулировку и аргументацию. В статье выделены основные компоненты этой аргументации, которые показывают системность политических взглядов писателя, их глубоко продуманный и выстраданный характер. Достоевский не ошибся и в своих прогнозах о будущей революционной катастрофе в России и большом количестве её жертв. Он точно назвал её сущностную причину — захват России «бесами». Он назвал и последнюю надежду, которая остаётся у народа, — это покаяние и воцерковление. Актуальность политической философии Достоевского в современную эпоху обусловлена двумя факторами: она помогает понять реальное политическое мышление русского народа, которое существовало на протяжении многих веков, но до настоящего времени почти не исследовалось; она объясняет «архетипы» русского политического сознания, которые существовали во все времена вплоть до современности и остаются важным фактором российской истории.

В статье предложен нетрадиционный взгляд на Достоевского как на художника обезбоженного мира. Автор отделяет христианское мировоззрение Достоевского от того художественного образа мира, который он создаёт в своих произведениях. В образном мире Достоевского христианство — это лишь мечтание и надежда, а не реальная жизнь. К нему устремлены лишь единичные его герои, но абсолютное большинство его героев живут так, как будто Христа не существует. Христианское измерение — трансцендентно этому безбожному миру Достоевского и лишь иногда касается его извне как некое откровение. В этом мире внешнее должно быть побеждено внутренним, но это возможно только в результате переживания этого «внешнего» в себе, со всеми его грехами и соблазнами. Поэтому мир Достоевского даже ещё безбожнее и страшнее, чем тот мир, в котором он жил, был на самом деле. И это тоже естественно, потому что победить его можно только так — дойдя до последних глубин сатанинских. Тексты Достоевского изначально обращены к светским людям, к религиозно невежественной интеллигенции, но вовсе не к убеждённым христианам. Этим обусловлено и восприятие произведений Достоевского различными типами читателей. Автором предложена новая классификация типов читателей Достоевского. Предложено понятие «гностического мифа» о Достоевском, создание которого характерно для современных интеллектуалов. Исторический контекст появления феномена Достоевского состоит в том, что Достоевский — это феномен традиционного человека в условиях секулярной цивилизации Нового времени. Достоевский — это человек, сформированный тысячелетием русской христианской культуры, заброшенный в обезбоженный интеллигентский мир XIX века. Обезбоженный мир, пророчески показанный Достоевским, — это мир XXI века, который он прозревал уже в веке XIX, и это прозрение «нового» мира, в котором правят «бесы», на самом деле является его главным художественным достижением, предвосхитившим жанр «антиутопии».

В статье рассматриваются взгляды и деятельность видных деятелей церковного просвещения второй половины XIX в. — С. А. Рачинского и Н. И. Ильминского. Первый из них создал сеть церковных школ для народа в своём имении Татево Смоленской губернии и его окрестностях, долгие годы преподавал в них. Второй в 1872–1891 гг. занимал пост директора Казанской инородческой учительской семинарии — центрального учебного заведения миссионерского типа в Поволжье, деятельность которого была нацелена на поддержание православия в среде христианизированных народов региона. Оба педагога опирались на поддержку видного государственного деятеля, публициста и мыслителя, одного из лидеров консервативного лагеря, обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева. Для активистов начального обучения в церковном духе были характерны настроения своеобразного консервативного народничества — представления о том, что в среде простонародья хранятся ценности, способные спасти общество от социальных потрясений (простота, патриархальность, верность традициям, истинная религиозность). Начинания Рачинского и Ильминского были нацелены на сохранение подобных качеств в среде русского крестьянства и «малых» народов Поволжья — тех социальных групп, которые, по мнению просветителей, были в наибольшей степени удалены от разрушительных тенденций идейно-политического развития второй половины XIX в. Подобные установки во многом соответствовали идеям Победоносцева. Знаменитый консерватор, подобно Рачинскому и Ильминскому, считал, что охватившие пореформенную Россию потрясения вызваны чрезмерным развитием индивидуализма, стремлением перестроить исторически сложившийся уклад на отвлечённых теоретических началах и противовес данным явлениям следует искать в настроениях простонародья. Деятельность Рачинского и Ильминского стала заметным явлением общественной жизни России второй половины XIX — начала XX в., отразила её важные особенности.

Стенограмма выступления