В статье рассказывается об одном из ярких религиозных выразителей отечественной мысли, «подвижнике Земли русской», православном христианине Николае Евграфовиче Пестове (1892–1982). Неподдельный интерес к нему вызван цельностью его христианского миросозерцания. В соответствии с целесообразностью рассмотрения богословских трудов Н. Е. Пестова в неразрывной связи с изучением его жизненного пути особое внимание уделено жизнеописанию мыслителя на основе документальных источников и автобиографии. Показан его собственный путь духовного возрождения, преображения от внешнего к внутреннему, «…от Савла к Павлу...». Такой подход позволяет увидеть значимость его собственного опыта православного благочестия и по достоинству оценить его писательский дар. Ориентируясь на современного читателя, которому литературные формы IV века могут быть непонятны и трудны в усвоении, Пестову удаётся «писать, не говоря ничего нового, но всё говорить как бы по-новому». Всё это становится возможным благодаря удивительной широте цитирования «источника предвечной истины — Священного Писания», творений подвижников благочестия конца XIX — XX веков, писателей, философов, педагогов, поэтов, приведению примеров из жизни святых. Пестовскому учебнику, пожалуй, трудно найти равное место среди духовных книг, поскольку они создавались, прежде всего, монашествующими и в них содержался опыт иночествующих. Мирянин Н. Е. Пестов пишет книгу для мирян, для тех, кто готов совершить христианский подвиг в семье, в воспитании, в дружбе, на работе, в течение дня, в разговорах и молчании. Двухтомный труд Пестова — это книга-путь, путь ко Христу. Ошибочно думать, что Пестов лишь указывает своему читателю «путь о спасении». Он сам — спутник, попутчик, товарищ в пути. Он сам продолжает своё духовное восхождение. Свою серию книг богослов назвал «диссертацией» на тему «Опыт построения христианского миросозерцания». Сегодня этот труд именуется «Современная практика православного благочестия». Автор Николай Евграфович Пестов подписал себя как «ГБР» — Грешный Божий Раб. В статье сделана попытка при неоднократном прикосновении к богословскому труду Николая Евграфовича показать вечность христианской премудрости.

Статья знакомит с личностью и эпистолярным наследием схиигумена Иоанна (Алексеева), подвизавшегося в Спасо-Преображенском Валаамском монастыре в 1901–1958 годах. После революции территория, на которой находился монастырь, отошла к независимой Финляндии. Таким образом, старец прожил бóльшую часть жизни в отрыве от Родины. В 1939– 1940 годах во время зимней советско-финской войны братство эвакуировалось вглубь Финляндии, где основало Новый Валаам. С 1945 по 1957 год монастырь находился в двойном подчинении, административно — Финляндскому Церковному управлению, а канонически — Московской Патриархии. С 1938 года схиигумен Иоанн выполнял обязанности духовника обители и окормлял русскоязычных паломников. В монастыре на Новом Валааме подвижник стал широко известен как опытный духовный наставник. Его духовными чадами были священники и миряне, бывшие придворные Императорского Двора, представители артистической богемы и простые люди. Многие получили от него духовную помощь благодаря переписке, которая со временем была опубликована. В 1956 году на Новом Валааме вышел сборник писем на русском языке. В 1961–1963 годах письма были опубликованы в эмигрантском журнале «Вечное», издававшемся во Франции. В СССР письма старца стали известны в 1958 году в виде самиздата, их перепечатывали на машинке. В 1985 году часть писем была представлена в «Журнале Московской Патриархии». Сборник неоднократно переиздавался и переводился на другие языки. В России с 2000 года сборник писем Валаамского старца издаётся практически ежегодно, став в своём роде «настольной книгой современного христианина». У схиигумена Иоанна не было задачи выстраивать логически выверенную богословскую систему, его служение было душепопечением о страждущих. При раскрытии основных вероучительных истин он опирался на евангельское и святоотеческое учение. Его богословие было не интеллектуальной дисциплиной, не теорией устройства мира, а опытным богообщением, основанным на личном опыте преображения. В письмах он также иногда касался проблем тогдашней церковной жизни и политики. В статье выделены и проанализированы основные богословские и исторические аспекты эпистолярного наследия Валаамского подвижника.

В статье рассматривается мировоззрение священника Иосифа Ивановича Фуделя (1864/1865–1918) через призму российской консервативной мысли рубежа XIX–XX вв. Показаны сложность и динамизм взглядов отца Иосифа в зависимости от периода его жизни и исторического контекста. Очерчивая круг его единомышленников в разное время (славянофилы, К. Н. Леонтьев, М. А. Новосёлов и его «Кружок ищущих христианского просвещения» и др.), особое внимание автор уделяет взаимоотношениям Фуделя с таким видным представителем консерватизма, как Л. А. Тихомиров, который был его близким другом более четверти века. В идеях взращивания церковной интеллигенции и восстановления «соборности» церковной жизни друзья явно были единомысленны, хотя политическая повестка на протяжении жизни волновала Фуделя гораздо меньше. Направление общественной мысли, которое представлял отец Иосиф, можно определить как «неославянофильское», для которого было свойственно переключение с тем общеполитических на конкретные вопросы церковного устроения с общим антиобновленческим и антимодернистским вектором. При этом деятели этого направления выступали за расширение участия мирян в жизни Церкви, за развитие братской жизни и «соборности» в славянофильском духе, участвовали в предсоборном движении. Общими для фуделевского круга были критика засилья бюрократии, негативное отношение к Г. Е. Распутину, поддержка А. Д. Самарина, определённая оппозиционность синодальному управлению. В своём роде это был консервативный проект церковной модернизации. Принадлежа к направлению идейно, отец Иосиф выступал в нём не столько как мыслитель, сколько как деятель, выполняя главную задачу своей жизни — пастырскую. Автор делает акцент на том, что позиция отца Иосифа всегда была личной, а не партийной, и в последнее десятилетие жизни он стремился оставаться вне политики, прекратив высказываться по политическим вопросам в публичной сфере. Не приняв революцию 1905–1907 гг., неуверенную позицию в ней Церкви и предпринятые властью уступки в отношении революционных требований, отец Иосиф целиком погрузился в приходскую жизнь Москвы.

Статья посвящена одному из самых актуальных вопросов религиозной мысли — проблеме сохранения церковной традиции. Интерес к этой проблеме особенно остро встал для русских религиозных мыслителей ХХ века, бывших свидетелями радикальных изменений в условиях жизни и коллективном сознании. Изучается трактовка вопроса в работах С. И. Фуделя (1900–1977), церковного писателя, носителя дореволюционной русской культуры, имевшего общение с выдающимися подвижниками рубежа XIX–ХХ веков, исповедниками веры и новомучениками. Рассматривается церковно-исторический контекст работ Фуделя, проясняется связь между представлениями писателя о путях передачи Предания и его биографией, обликом его учителей и условиями существования гонимой Церкви, о жизни которой свидетельствовали книги Фуделя. Освещается реакция писателя на изменения в условиях церковной жизни в середине ХХ века и возникшее у него ощущение «разрыва поколений». В статье реконструировано представление Фуделя о «монастыре в миру» как среде, внутри которой хранится церковная традиция. Прояснена связь между понятием Фуделя о церковном Предании и его экклезиологическими взглядами; результат исследования позволяют заключить, что явление «потаённой Церкви» как союза «двух или трёх» учеников Христовых не было, с точки зрения Фуделя, временным решением, обусловленным ситуацией в эпоху гонений. Писатель скорее рассматривал такой опыт как выявление исконного учения Церкви о самой себе и непреходящую модель церковных отношений. Как и многие другие, Фудель признавал промыслительное значение испытаний, через которые проходила Русская Церковь. При этом он настаивал, что опыт «потаённой Церкви» раскрывал исконное учение Церкви о самой себе, сохранявшееся во все века. Рассматривается также вопрос о соотношении взглядов Фуделя и иных подходов к проблеме «разрыва поколений». Оценка, которую Фудель давал предыдущим эпохам, отличавшимся «внешним благополучием» христианства, позволяет охарактеризовать его отношение к различным концепциям традиции, как классическим, восходящим к временам Византийской империи, так и современным писателю.

Михаил Александрович Новосёлов принадлежит к тем культурным деятелям России, чья пытливая мысль в конце ХIХ века искала новые смыслы своей и общественной жизни в условиях историко-культурной модернизации России, а в начале ХХ века утверждала их в христианстве. С раннего возраста Михаил Новосёлов был знаком с Л. Н. Т олстым, а затем увлёкся творчеством писателя и его учением, выбрав себе образцом для подражания его метод познания истины жизнью. История их отношений отложилась в письмах Михаила Новосёлова 1880– 1890-х годов, а сборник его сочинений «Письма к друзьям» содержит сведения об изживании М. А. Новосёловым толстовства. Рациональное отношение Л. Н. Толстого к христианству многим его сторонникам и подражателям не давало ту глубину мысли и теплоту религиозной веры в живого Бога, которые транслировало в мир отрицаемое Л. Н. Т олстым церковное христианство. М. А. Новосёлова и Л. Н. Толстого связывали искренние дружеские отношения, и даже чувствуя, что Новосёлов отдаляется от него, писатель подыскивал и рекомендовал ему религиозную литературу. В 1903 году, уже бывший толстовец, М. А. Новосёлов окончательно разорвал отношения с тем, кого воспринимал как учителя, и встал на самостоятельный путь богопознания. Этот путь привёл его в Православную Церковь и продолжился духовным наставничеством Новосёлова других людей, блуждавших в поисках истины в эпоху, когда под натиском безрелигиозного гуманизма под угрозой оказалась апологетическая парадигма русского православия.

В статье рассматривается творчество православных поэтов советской эпохи, в частности А. Солодовникова, В. Никитина, С. Аверинцева, Е. Пудовкиной. Сформулирован общий принцип поэтики рассмотренных авторов как принцип преображения души, слова и мира, реализующийся через молитвенно-исповедальное слово. Особенность возрождающейся в ХХ веке православной поэзии состояла в первую очередь в том, что она стремилась к максимальной непосредственности, незамысловатости и первозданности и поэтому сознательно преодолевала «литературность», особенно навязчивую для людей ХХ века. В свою очередь, анализ показывает, что именно благодаря этому стремлению к первородности слова оно вдруг оказывается далеко не таким простым, как кажется на первый взгляд. Оно несёт в себе не только глубинные смыслы самой православной веры, но и глубинную традицию христианской «книжности» в хорошем смысле этого слова — живой преемственности с текстами предшественников не только вплоть до древнерусского и византийского наследия, но и стремление воспроизводить дух самого евангельского слова, насколько это вообще в человеческих силах. Литературное творчество для православного человека оправдано и полезно только в том случае, когда оно является частью его духовной работы над собой и передаёт опыт этой работы и другим людям. Это работа преображения души благодатью Божией, зафиксированная в слове. Духовная поэзия традиционна не только по содержанию, но и по форме — она ориентирована как на свой образец на классическую поэзию XIX века. Если же она отходит от этого образца — то не в сторону модернизма ХХ века, а, наоборот, в глубокую архаику первых веков христианства, иногда и прямо ориентируясь на строй евангельского слова и на канонические церковные песнопения. Это закономерно, поскольку разрушение классического поэтического строя речи в ХХ веке было следствием секуляризации — обезбоживания мира и языка. Соответственно, обратный процесс неизбежно стал возрождением стиля классической поэзии и даже ещё более ранней — церковной.

Исследование истории Русской Православной Церкви XX века во многом зиждется на изучении документов эпохи, созданных в церковной среде. Поскольку всякого рода церковная печать была под запретом, в 1920–1930-е годы. в России получило большое распространение размножение документов в частном порядке — путём переписывания или перепечатки на пишущей машинке. Эти материалы играли роль церковной печати — знакомили с событиями церковной жизни, выражали убеждения в правоте автора или группы единомышленников, обличали идейных противников, а также служили для связи с заграничными деятелями. Размножение подобных материалов, в случае их обнаружения, грозило репрессиями не только авторам материалов и упомянутым в них лицам, но и простым переписчикам. Эти документы, благодаря сохранившим их подвижникам, являются важнейшими источниками в области истории Русской Православной Церкви эпохи гонений. В статье приводятся документы, попавшие за рубеж, — письма епископа Дамаскина (Цедрика), сборник церковных документов «Дело митрополита Сергия», анализируются документы как исходящие из канцелярии митрополита Сергия (Страгородского), так и порождённые оппозиционными Заместителю Патриаршего Местоблюстителя церковными деятелями. Большое количество документов было создано в окружении М. А. Новосёлова и им самим. Также важнейшими документами эпохи являются письма митрополита Кирилла (Смирнова) и ответы на них митрополита Сергия (Страгородского). Особое внимание статья уделяет передаче за границу сборника церковных документов под названием «Дело митрополита Сергия» и роли в этом предприятии уехавшего за границу в 1930 году журналиста М. М. Брендстеда (псевдоним М. Артемьев), а также изданным за рубежом его статьям о подпольной литературе в СССР. Поднимается проблема авторства анонимных источников, подлинности документов, распространявшихся в церковной среде. ОГПУ активно использовало церковные документы, обнаруженные при аресте, для преследования верующих. Фрагменты этих документов часто становились основанием для формулировок обвинительных заключений как свидетельство антисоветской деятельности подсудимых. В статье отмечается роль собирателей церковных документов во времена гонений — протопресвитера М. Польского, М. Е. Губонина, митрополита Мануила (Лемешевского).